Николай Чепик стал героем Советского Союза в 19 лет. Посмертно. Он совершил подвиг, свидетелей которому не осталось. Но был внимательный командир, сумевший увидеть и мысленно восстановить картину боя на местности. И заполнить наградной лист на героя, что позднее позволило узнать о нем всей стране.

После очередной бомбардировки в Кандагаре американцы берут в плен полевого командира.

Во время допроса 70-летний афганец Абдула рассказывает интересную историю:

«Время настоящих сражений было с русскими. Это были достойные сражения с достойными солдатами. Все было настоящим. Как-то по мужски. С вами, американцами, у нас было много общих дел, но вы были трусами и такими же остались. Никогда не рисковали жизнями. И таким же трусливым образом взяли меня в плен. Пустили 100 снарядов по деревне. Истребили всех штатских на километры. Русские воевали не прячась, как крысы.

Шах Масуд нам приказал занять одну высоту, через которую контролировать Панджерский овраг.

На высоте расположились русские и мы месяцами не могли пройти. Собрали армию для этой атаки. Нам понадобилось пять дней, чтобы сломить сопротивление русских. И то, потому, что у них закончились патроны. Дорого заплатили мы за эту высоту. С нашей стороны потери были более 280 солдат.

Мы были очень злые, когда забрались на высоту, увидели, что против нас воевали пять 18-летних детей. Вы, американцы, не можете себе представить это зрелище. Пятеро против армии Шах Масуда.

Приказали им молиться. Они знали, что мы их убьем.

И знаете, что сделали эти русские дети?

Они молча посмотрели на нас и все пятеро взялись за руки и обнялись. Они были готовы умереть, не важно как. Стояли грязные, голодные и в обнимку.

Не говорили и не плакали. Просто ждали свою смерть. Мы онемели.

Такое зрелище могло поразить и самых твердых солдат, привыкших ко всему. Несмотря на то, что русские перебили половину нашей армии, мы не знали, что делать. Для нас это были великие воины.

У них была честь.

Они не просили за свои жизни.

Мои внуки в Германии учатся, но мне бы хотелось, чтобы они выросли как эти русские - настоящие мужчины.

А этих русских мы тогда отпустили. Да, были недовольные от этого решения командиров, но приказ не обсуждается.

Пустили их с миром.

И знаете что?

Русские пошли в обнимку и не повернулись, чтобы увидеть, не застрелим ли их в спину!

Это были настоящие мужчины.

Следующим бойцом, выбывшим из строя нашего горнострелкового батальона, оказался Рузи Байназаров. Он не погиб, но получил тяжелое ранение, я бы даже сказал, увечье. Он лишился глаза. Пацаны рассказали, как это произошло: на Тринадцатый пост напали душманы, гарнизон дал им отпор. В ходе боя Рузи вёл огонь из автомата через бойницу СПСа, и чрезмерно развернул автомат влево. Раскаленная гильза вылетела из ствольной коробки, стукнулась в камень бойницы и отскочила прямо в глаз. Глаз вытек. После такого ранения Рузи в строй больше не вернулся, его комиссовали, а я потом долго вспоминал свою выходку с пулемётом, - попытку пострелять в воздух с левой руки. Рузи вёл бой, как настоящий пацан, но ему не повезло. А я на ровном месте валял дурака, выпустил себе в лицо несколько гильз, и мой глаз остался целым. А Бендер после этого – некультурное хамло со своей присказкой, что каждый, кому повезло – дурак.

Когда я «по духанке» прибыл в Седьмую роту, Рузи Байназаров был «дембелем», ему до меня не было дела, а мне до него. Потому что «чижиков» гонять должны сержанты и «черпаки», а порядочному «дембелю», по примеру Яшки Нейфельдта, положено сутками напролёт лежать кверху пузом на нарах в обкуренном состоянии, и мечтать, как он поедет в Кустанай. Ну, либо, «с Лёлькой в Кисловодск». То есть в упитом состоянии представлять, как на берегу тёплого моря с любимой девушкой он будет наяривать … сгущёнку из ведра малой пехотной лопаткой, в обнаженных трусах. А мне, и всем молодым бойцам следовало вникать в суть происходящего в новом коллективе, запоминать много новых лиц, в том числе лица новых командиров. Если «душара» умудрялся запомнить кого-то, в числе первых, в этот сложный период жизни, то, значит, данный персонаж являлся выдающейся личностью. Он выдавался либо офигенным воинским званием, либо должностью, либо по росту должен был торчать надо всеми, как каланча.

Рузи Байназаров не обладал ни одним из трёх перечисленных качеств. По званию он был рядовой (эка невидаль). Должность занимал самую низкую - «стрелок», то есть простой автоматчик. И рост у него был неогромный, может каких-то 165 сантиметров. Тем не менее, этот пацан из Узбекистана запомнился мне сразу потому что, будучи дембелем, он не курил табака, не употреблял насвай и не пил спиртного. Вместо того, чтобы после напряженной двухлетней отдачи долга Родине расслабиться и пристраститься к куреву и бухлу, Рузи мобилизовал силу, волю и силу воли. В высокоорганизованном душевном состоянии он где-то «родил» спортивный инвентарь, затем стойко и мужественно измождал себя гимнастическими упражнениями. Целыми днями он качался гантелями, штангой и турником. Качался-качался и, в конце концов, раскачался. Каждое утро, в час, когда заря занималась за дальним хребтом, Рузи выбегал из палатки на зарядку, раздетый до пояса, в армейских штанах и госпитальных тапочках. Вот это было зрелище!

Худосочные «молодые» смотрели на бугры мышц квадратно-гнездовой фигуры Рузи Байнозарова с таким же восторгом, как на восход солнца над Чарикарской «зелёнкой». После того как Рузи запрыгивал на турник и принимался крутиться в разные стороны вокруг перекладины, восход начинал явно проигрывать в зрительских симпатиях.

Кроме тяги к атлетизму, Рузи имел неукротимое стремление к вселенской справедливости. В этом стремлении он отличился нестандартным поступком в мае 1984-го. Нашу Седьмую роту оставили в резерве командующего, в Баграме, на территории 108-ой дивизии, а все остальные подразделения отправили на армейскую операцию в Панджшер.  За такую «лафу» нам пришлось безвылазно «тянуть» караульную службу. По Уставу положено через сутки менять подразделение, находившееся в карауле, соответственно, нашу роту меняли, и все полтора месяца отправляли в караул на сутки через сутки. От такой нагрузки мы задолбались до предела и даже немножечко через край предела. Солдаты, сержанты и даже Начкар, лейтенант Зеленин, обзавелись устойчивыми фиолетовыми кругами под глазами. По территории ППД не столько ходили, сколько перемещались как пьяные сомнамбулы.

В одну из майских баграмских ночей я находился в караулке, никого не трогал и мечтал, чтобы меня тоже никто не потрогал, потому что очень сильно хотел спать. Однако суровая армейская действительность поступила, как всегда. «Хрена-хренушки-нанэ вам, а не поспать, дорогие товарищи», - сказала она словами прапорщика Хайретдинова и загрохотала по расположению 108-ой дивизии какими-то непонятными очередями в самый разгар афганской ночи:

- Тра-та-та-та!

В нашем караульном помещении кто-то истошным голосом заорал:

– Караул, бля, в ружьё! - Вернее, подал команду.

Мы подхватились, разобрали из пирамиды огнестрельное оружие и побежали куда-то. Наверное, в сторону выстрелов. Лично я бежал изо всех оставшихся сил, но получалось у меня неважнецки. Кто-нибудь пробовал побегать в темноте афганской ночи среди палаток?

Пьяная корова по льду элегантней бегает, чем невыспавшийся солдат между верёвок и колышков, на которые растянуты палатки. Эти растяжки ночью нихрена не видно. Палатки невозможно разглядеть, не то что какие-то там несчастные верёвки. Падать, споткнувшись об них, было обидно и больно, и, самое главное, совершенно неожиданно. Бежишь-бежишь, а тебе из ниоткуда прилетает «БАЦ!», и, как говорится, драные носки дымятся на СПСе. То есть, в башке раздаётся звон колоколов, из глаз летят искры, лицевой диск с размаху упирается в поверхность планеты Земля и в твой солдатский рот набивается пригоршня афганской глиняной пыли.

Сколько раз я споткнулся через верёвки, сказать не могу. Тем более не скажу, сколько раз шлёпнулись мои товарищи. Средь ночной темноты регулярно раздавались удары впалой грудью о глинобитную землю, звон упавшего оружия и сдавленные выкрики на некультурном языке. В такой невесёлой обстановке мы бежали, вообще-то, в сторону вражеского автоматчика. Не очень хотелось, чтобы он нас услышал и обнаружил первым, но поделать с падениями ничего было нельзя. Из-за этого я рассвирепел, как лютая тигра, и захотел растерзать кого-нибудь в темноте, однако через полчаса беготни откуда-то поступила команда «отбой», а я никого не растерзал, но очень устал. Все бойцы, включая меня, из режима подавления вражеского автоматчика вернулись в режим грусти и тоски, закинули оружие за спину, и угрюмо поплелись в караульное помещение.

В караульном помещении, задолбанный бессонными ночами, Начкар ждал нас за своим начкарским столом. После того как мы вломились, то есть, прибыли к нему в кабинет, он поднял на нас взгляд усталых очей и потребовал доложить сложившуюся обстановку. Докладывал её Рузи Байназаров, как мог, то есть, изо всех сил. Поскольку он являлся узбеком и качком, сил у него было много, а культурных слов на русском языке мало. Пришлось докладывать некультурными. Прозвучало это примерно так, как ТТХ автомата, изложенные курсантом Залесным:

- Автомат, бля, Калашникова бля, стреляет, бля, на тыщюпицот бля… метров.

После перевода доклада с солдатского языка на человеческий, Начкар должен был составить в своей голове картину следующего содержания. Какой-то молодой лейтенант принял сосудорасшряющего, почувствовал молодецкую удаль и решил, что Родина зовёт его на подвиги. Удалой молодец взял автомат и не стал откладывать на завтра те подвиги, которые можно совершить сегодня. Вот тут и прозвучала команда «караул, бля в ружьё». А команда эта нехорошая, потому что когда её начнут исполнять, то запросто могут кому-нибудь выпустить кишки, если откроют огонь на поражение. В каком психологическом состоянии находились люди с автоматами, я только что рассказал. Лично я был вооружен ручным пулемётом, очень зол и очень сильно тормозил от недосыпа. Торможение - это реакция организма на усталость, как я подглядел в какой-то умной книжке. А мы все были невыспанные, злющие, каждый из нас несколько раз грохнулся пятаком об землю через верёвки палаток, от приступа бешенства мы толком ничего не соображали и очень хотели кого-нибудь прибить. Желательно того, кто первым попадётся под горячую руку.

В такой напряженной обстановке Рузи Байназаров первым добежал до пьяного лейтенанта и ударил кулаком, судя по звуку, по тупому твёрдому предмету. Возможно, по голове. Негоже, ежели рядовой бьёт кулаком лейтенанта, но в данной ситуации, если бы Рузи не сбил лейтенанта с ног, то в темноте кто-нибудь мог бы сгоряча лейтенанта застрелить. Лейтенант был очень накачан сосудорасширяющим и невменяем, а Рузи был накачан штангой и гантелями, и был решителен и трезв. Лейтенанту пришлось упасть.

Автомат отлетел в одну сторону, лейтенант в другую. Рузи подобрал с земли ещё горячее оружие, отсоединил магазин, передёрнул затвор, сделал контрольный спуск в сторону жирных афганских звёзд:

- Лэтэнант! Нах@я так нажраль? – Рузи стоял в темноте над икающим силуэтом, сидящем на попе.

- Пасани, катори атжималься, турнык качаль – уважаю. Катори курыль, нажраль пьяни – нэнавижю.

Рядовой Байназаров наклонился над сидящим на земле человеком и выкрикнул на всю стовосьмую дивизию голосом, полным негодования:

- НЭ-НА-ВИ-ЖЮ!!!

Затем Рузи сделал шаг назад, кинул на ноги лейтенанту разряженное оружие:

- Иды спат, дурак. Афтамат аружэлька здаваишь. Магазын х@й атдам, пака трэзвыль нэ будэшь. - Рузи развернулся и пошагал в сторону караулки.

Начкар выслушал доклад о случившимся и устало спросил на языке докладчика:

- Хуля ты пи@дишь, Байназаров?  Какой лейтенант в три часа ночи? Тут штаб дивизии под боком!

- Кто пы@дишь? Я пы@дишь? – Рузи оглянулся на нас, стоящих с угрюмыми солдатскими рожами за его спиной.

- Х@й с ним. Я ошибалься тэмната. – Рузи бросил на стол автоматный магазин и пошел в комнату отдыхающей смены.

Что он имел ввиду под словом «ошибалься»? Что он совершил ошибку, отпустив нарушителя? Что нарушителем был не лейтенант? Или он имел ввиду, что ошибся в темноте и не нашёл автоматчика, а Начкар должен считать, что ничего из доложенного не происходило и в помине?

Как бы то ни было, Начкар не стал приставать к Рузи с дополнительными вопросами и отпустил его спать. Наверное, за то, что Рузи молодец. Во-первых, он не очканул дёрнуться на вооруженного автоматом человека. Во-вторых, не побоялся врезать старшему по званию. В-третьих, по-пацански отправил его спать, а не отконвоировал в караулку для оформления гауптвахты или ещё какого-нибудь протокола.

В результате ночного инцидента лейтенанту ничего плохого не стало, а Рузи Байназарову не стало ничего хорошего. Мог ведь медальку получить, под дембель. А мог и пулю в живот. Зато он остался в «памяти народной», ибо пополнил наш словарный запас прекрасным словом «НЭ-НА-ВИ-ЖЮ». Его именно так произносили солдаты нашей роты, вне зависимости от национальности и наличия узбекского акцента. Это слово мы выкрикивали каждой консервной банке, которая не хотела открываться, портянке, которая не хотела ровно наматываться, детали, которая, не устанавливалась на положенное место. На любое происшествие, на любую неприятность, у бойцов появилась отличная реакция - НЭ-НА-ВИ-ЖЮ!!!

Нам её Рузи Байназаров подарил.